Вы находитесь здесь:Главная/Новости/Хирург Жанат Спатаев – один из немногих в Казахстане, кто проводит операции на печени и поджелудочной железе

Хирург Жанат Спатаев – один из немногих в Казахстане, кто проводит операции на печени и поджелудочной железе

15.06.2023

Герой нашего интервью уверен, что этой специализации необходимо обучать как можно больше врачей в разных регионах страны.


– Жанат Сейтбатталович, расскажите, как Вы стали хирургом?

– Мне, наверное, было предназначено стать врачом. Мой отец был известным хирургом в Талдыкоргане. Так как два моих брата выбрали другие профессии, я решил продолжить его дело. Окончил учебу в мединституте и приехал работать в областную больницу Талдыкоргана. Сначала трудился анестезиологом, но через несколько лет захотел большего. Хирургия заинтересовала тем, что сразу видишь свой результат. Начал работать в отделении общей хирургии, проводил разные операции: вырезал аппендицит, грыжу.

Пришло время двигаться дальше: в 2008 году решил с семьей переехать в Астану. Устроился работать в первую городскую больницу, где также занимался общей хирургией. Через два года услышал, что открывается новый центр скорой неотложной медицинской помощи в Астане. Что-то наподобие российского института Склифосовского, где проводили бы все экстренные и сложные операции в стране. Подал документы, и, к счастью, меня приняли.

В то время бурно развивалась трансплантология. Делали чаще пересадку почек, а печени – нет. Лист пациентов был полным, но никто из хирургов не решался – слишком сложная операция. Печень и поджелудочная железа – это секреторные органы, приходится проникать глубоко, и там осложнения чреваты летальным исходом.

Вскоре белорусы и россияне начали заниматься трансплантацией печени. И мы подумали: а почему бы и нам не попробовать? Одновременно с Институтом хирургии имени Сызганова в Алматы стали делать первые шаги. Опыта по трансплантации печени в стране нет, в мединститутах этому не обучают. Мы стали первопроходцами: сами изучали литературу, отправлялись на зарубежные стажировки в Корею, Турцию, Беларусь.

– Когда Вы поняли, что готовы самостоятельно сделать транс­плантацию печени?

– Это было не сразу. Сначала приглашали на совместную операцию хирургов из Беларуси и России. В 2013 году нашли донора для пациентки, у которой был цирроз печени. Звоним белорусам – прилетайте! Но самолёт летал через день, а у пациентки открылось кровотечение в пищеводе, требовалось срочное вмешательство. Встали перед сложным выбором: проводить операцию или нет. Рискнули, и все прошло успешно. Это была первая трансплантация печени в стране без привлечения иностранных специалистов.

Центр скорой неотложной медпомощи вскоре стал Национальным научным онкологическим центром. Во многих клиниках нет специализированного подхода, и врачи делают все виды операций. Но человек знать все не может. Успехов добивается тот, кто движется по узкому направлению. Этим путём пошли и мы – создали в центре отделение гепатопанкреатобилиарной хирургии, онкогепатологии и трансплантации органов, которое я возглавляю последние несколько лет.

– О работе отделения расскажите подробнее. Что нового Вы привнесли в хирургию?

– Сегодня мы работаем по таким направлениям, как трансплантация органов, лечение рака печени и поджелудочной железы. Мы по-новому взглянули на онкологию. Закупили новое оборудование. Наши врачи ездили за рубеж, учились у иностранных специалистов.

Трансплантология – это команд­ная работа, в проведении одной операции участвуют около 60 человек. И это даёт толчок в развитии всем службам. Представьте, если раньше анестезиолог давал пациенту наркоз на два часа, то здесь – на шесть часов. Или если раньше врач УЗИ смот­рел камни в печени, то теперь ему нужно увидеть, как кровь поступает к пересаженному органу, определить её скорость. В нашем отделении появилась микрохирургия: ведь зачастую мы шьём артерии диаметром в миллиметр, поэтому передовым методикам обучались не только хирурги, но и радиологи, анестезиологи, реаниматологи, транс­фузиологи, медсестры.

Так, за последние 10 лет казах­станские хирурги провели 434 операции только по транс­плантации печени, из них в нашем центре – 64 трансплантации. И как показывают результаты, пос­ле операции реципиенты чувствуют себя хорошо и живут полной жизнью: работают, учатся, занимаются спортом и заводят семьи.

– Не первый год актуальна проблема посмертного донорства в стране. Насколько ощущаете нехватку органов при проведении операций?

– Да, проблема есть. Хотя у нас приняты законы о трансплантации и посмертном донорстве, при больницах есть донорские стацио­нары, которые могут оперативно изъять орган, но на практике это не работает. Для наглядности: в 2022 году было всего два органа от кадавра (трупное донорство). А в этом году – ни одного. Все из-за того, что родственники погибших отказываются давать согласие на изъятие органов.

В год в нашей стране от инсульта и черепно-мозговой травмы умирают около 700 человек. Предположим, что 500 из них не подходят нам по медицинским показателям. Но, по крайней мере, 200 доноров остаются, и их органы могут спасти огромное количество людей. Пусть половина родственников откажется отдавать орган для пересадки, все равно остается 100, благодаря которым за два года можно перекрыть весь лист ожидания по печени.

– Родственники не соглашаются жертвовать орган умершего близкого человека по личным или религиозным убеж­дениям?

– В тех же Израиле и Иране, где религия играет значимую роль, посмертное донорство развито намного лучше. Израильские и иранские коллеги объясняли нам, что и они прошли тот путь, который мы проходим сейчас. Просто они долго и терпеливо объясняли людям, почему это важно, что их близкий человек может спасти жизнь людей. Благодаря этой информационно-просветительской работе они добились понимания со стороны общества. И нам необходимо поставить эту работу на системный уровень.

– Когда нет трупных доноров, как находите решение?

– Используем в основном родственную трансплантацию. Но это намного сложнее. Во-первых, нам приходится оперировать совершенно здорового человека, то есть донора, а это всегда рискованно. Во-вторых, когда изымаем часть печени у донора, сосуды там сужаются, и приходится работать с мелкими артериями. И риск осложнений операции увеличивается. А если взять трупное донорство, то мы полностью изымаем орган и пересаживаем. И сосуды там крупные, и пришить их легче, и осложнений меньше.

Сейчас ищем пути, как расширить донорский пул. Не всегда родственник может стать донором: у кого-то печень маленькая, группа крови не подходит. Но мы научились совмещать разные группы крови. Здесь важно предотвратить иммунологический конфликт. Мы поехали в Южную Корею, обучились и в 2017 году успешно провели первую в стране ABО-несовместимую трансплантацию печени.

– Если остановиться на процессе трансплантации, сколько она длится? На какие этапы делится?

– Есть донор и реципиент, соответственно, проводятся две операции. Сначала оперируется донор, с которым работают четыре хирурга, два анестезиолога, две медсестры и один санитар. В среднем эта операция длится четыре часа. Когда извлекается донорский орган, к работе приступает другая бригада врачей. Она промывает печень и готовит сосуды. И затем начинается пересадка органа реципиенту. Периодически хирурги меняются. Бывает, не можем зашить тонкую артерию, 5–6 попыток, а каждая попытка – 40 минут. Но добиваемся своего. В целом вся операция занимает около 9–10 часов. В этот день отменяем все приёмы, говорим коллегам и родным: нас не ищите. Заходим в операционную в восемь часов утра и выходим в семь часов вечера.

– Жанат Сейтбатталович, расскажите о Вашем коллективе.

– В моем отделении в основном работают молодые сотрудники. Все они – профессионалы, проведут операцию любого вида сложности. Например, у нас работает Жамиля Сапарбай, доктор PhD, первая женщина в Казахстане, которая сделала трансплантацию печени. Однажды другой наш молодой хирург поехал в Россию на международную конференцию. И организаторы спросили у приехавших, какие операции они у себя проводят. Тут кто-то хвастливо заявил, что они проводят лапароскопическую резекцию. А мой хирург скромно ответил, что сам делает родственную трансплантацию печени, чем ошеломил участников конференции. Они поняли, что это показатель высокого уровня квалификации хирурга и статуса не только нашего центра, но и всей нашей медицины.

– Как Вы думаете, могут ли появиться такие же отделения с высококвалифицированными кадрами в других регионах страны?

– Раньше у меня была мечта – провести трансплантацию печени. Никто не верил нам, но мы сделали это. Сейчас хотел бы передать свой опыт в регионы как по техническим, так и по организационным аспектам.

На мой взгляд, четыре таких отделения, как у нас, должны быть по стране – на западе, востоке, севере и юге. Не должны пациенты или донорский орган лететь к нам по шесть часов из Актау или Шымкента. За время полёта состояние пациента может ухудшиться, да и донорский орган потеряет свои качества при перелете.

Недавно мы съездили в Усть-Каменогорск и провели две операции на поджелудочной железе. Показали коллегам, поделились опытом. Это важно. Чем больше врачей начнут делать сложные операции, тем больше пациентов мы спасем. Ведь нам, хирургам, дана уникальная возможность – помогать людям.

Похожие материалы (по тегу)

TOP