Небольшое село Шымыр в Ескельдинском районе печально известно в округе массовым захоронением жертв Ашаршылық 1931–1933 годов

Огромный камень из гранита, памятная надпись на мраморной плите, ограда по периметру, чистая­ территория с цветочными клумбами и еловыми деревьями. Это место полностью соответствует привычному представлению о могиле. Только раскинулась она на десятки метров, а похоронены здесь и вовсе сотни людей.

Согласно официальным данным, предоставленным областным управлением культуры, архивов и документации, «на территории района в те страшные годы погибло более двухсот невинных жертв политических репрессий и голода. Многие из них похоронены на кладбище в селе Шымыр». Однако жители аула уверенно заявляют: это место стало последним пристанищем не менее чем для трёхсот человек. О братской могиле здесь знает каждый. Из поколения в поколение старожилы передают истории, наполненные болью, страданиями и беспросветным отчаянием.

– Моё детство прошло в доме через дорогу от этого места, – делится воспоминаниями местная жительница Раушан Мейрбекова. – Через него пролегала дорога, по которой мы, ученики, в 70-х годах напрямую ходили в школу. Тех домов позади не было, там тоже располагались захоронения. Все здесь было просто усыпано маленькими горками земли. Когда мы уже стали постарше, в семье нам рассказывали, что во времена голода в одну яму без традиционного подкопа просто клали по несколько умерших, наспех­ присыпая землей. Ни у кого тогда не было сил даже похоронить по-человечески. Закапывали, лишь бы не лежали тела, не распространялись инфекции, да животные и птицы не растащили.

Эти слова подтверждает 75-летний Ерназар Абдрашев. Его предки также родом отсюда и тоже не понаслышке знают, что творилось во времена Ашаршылық. А тогда, по рассказам родных аксакала, погибло больше половины аула, в котором проживало примерно 500–600 человек.

– Почему именно в Шымыре располагается эта могила? – отвечают на мой вопрос собеседники. – Потому что через село в то время проходила дорога из населённых пунктов Ескельдинского, Коксуского, Кербулакского районов (современные названия. – Прим. ред.). Она была, так сказать, местным Шелковым путём. Только вот шли по нему измученные, обезу­мевшие от голода люди. Не было, наверное, ни одного аула, где бы люди не страдали и не умирали. И в тот момент, гонимые отчаянием, многие шли в сторону гор, к населённым пунктам Малогоровка, Малиновка, Белокаменка (названия сел в советский период. – Прим. ред.) в надежде, что в тех плодородных краях можно найти хоть какое-то пропитание. Там местные жители уже занимались огородами, засеивали поля картошкой, свеклой. Но большая часть казахов в наших краях была кочевниками. И лишенные привычного уклада жизни, они массово погибали от голода, который гнал обессиленных людей в поисках любой работы хоть за какое-то пропитание. Люди пытались масачить на полях, самые отчаянные и отчаявшиеся пробовали уйти в сторону границы. И всех, кто умирал где-то в округе, хоронили здесь. Вообще, в то время именно на этой территории аула не было, он располагался чуть дальше и носил название Нура. Со временем, уже после войны, село разрослось, и могила оказалась посреди улиц.

Однажды, приводят случай сельчане, местные ребятишки даже не поняли, что найденный ими небольшой мячик был на самом деле детским черепом... А в 70-х годах на этом месте начали строительство домов. Тогда, вспоминают жители, выкапывали огромное количество человеческих костей. Однако об этом тоже умалчивали. Старики собирали найденные останки, тайком читали молитвы и перезахоранивали их.

«Смертизация аула»

– Никто в то время не считал умерших, поэтому конкретное чис­ло назвать невозможно. Однако там покоится порядка четырёхсот человек, – считает Ерназар Абдрашев. – Захоронение на самом деле выходит далеко за границы ограждения. Из 17 семей выжили только лишь две. Поэтому, мне кажется, Ашаршылық и по стране унес жизни более чем половины казахов. Как рассказывал нам отец, во времена коллективизации насильно отбирали последний скот, а в амбарах было полно зерна, но его никому не давали – надо было показать результат на заготовках. Наш дедушка охранял один из таких складов, и ему приходилось незаметно в карманах выносить понемногу зерна, чтобы хоть как-то прокормиться. Однажды по зернам, выпавшим из дыры в кармане, нашего деда вычислили. Он был на волоске от наказания, но, к счастью, отделался лишь предупреждением. Вот так благодаря этому зерну и выжили две семьи.

А вот дедушка Раушан Мейрбековой пережил ужасы и голода, и репрессий. Родившийся в 1894 году в семье бая, Мейрбек Тажибаев окончил Талдыкорганское медресе и официально числился последним муллой перед приходом советской власти. В конце 20-х годов прошлого века его, как классового врага, осудили на три года, рассказывает внучка.

– Мой дед попал в Алматинскую тюрьму, об этом сохранились записи в архивах, – повествует историю, типичную в то время для многих семей, Раушан Блисбековна. – А здесь у него остались две жены, и на старшую, то есть официальную, выпали все тяготы жизни семьи «врага народа». Её с маленькими детьми отправили в ссылку – в район Алтын-Эмеля, фактически оставив с пустыми руками на верную смерть. Как рассказывали потом в семье, долгие месяцы она шла пешком обратно, питаясь ягодами, травой, кореньями. Поселившись у своих родственников на территории нынешнего села Еркин (близ Талдыкоргана. – Прим. ред.), какое-то время она жила спокойно, однако о её возвращении стало известно властям. Её вновь вывезли, на этот раз в Коныролен. Только чудом смогла она тогда выжить. Как мы считаем, благодаря молитвам и помощи Всевышнего. Живым из тюрьмы вернулся и наш дед. Но в родном селе жизни им уже не было – их буквально выгнали из аула. Мой дед смог найти работу мельника на территории нынешнего села Жастар. Там, на реке Коксу, была большая, можно сказать, региональная мельница.

В итоге череда этих печальных событий во многом и способствовала спасению хотя бы части семьи Мейрбека Тажибаева. Когда начался голод, мельница продолжала работать. Для её нужд проводили забор воды, рассказывают потомки, и в этой заводи собиралась рыба. Ею питались, на неё же удавалось выменивать какие-то другие продукты. Выживали тогда как могли.

– Моя родная бабушка (младшая жена Мейрбека Тажибаева. – Прим. ред.) рассказывала, как после рабочего дня она приходила на мельницу и, как в той сказке, мела по всем жерновам, по механизмам и амбарам, чтобы собрать буквально до пылинки всю оставшуюся после молотьбы муку, – рассказывает Раушан Мейрбекова. – Для этого у неё было птичье крыло. Каждый вечер собирала она буквально с пиалу муки. Мешали её с водой и пекли тонкие лепешки. Тогда на мельницу со всей округи с пшеницей приезжали рабочие люди, такие же голодные, как и все. Они буквально лежали в очереди, охраняя свои мешки. Им и раздавали эти лепешки, взамен беря горстку муки. Так получалось «заработать» муки побольше, и с этих драгоценных излишков уже кормились сами.

На этой мельнице прожили они два года. Но Мейрбек Тажибаев не оставлял надежды вернуться в свой аул, к родичам. Когда отправился обратно, увидал страшную картину: истощенные тела лежали прямо вдоль дорог, а половины жителей аула уже не было в живых. А голод не отступал…

– У моей бабушки было восемь детей, в живых осталось пятеро, – продолжает Раушан Блисбековна. – В этой общей могиле пришлось тогда похоронить старшую и младшую сестер моего отца. Ради того, чтобы он – единственный мальчик – выжил, родители принимают непростое для себя решение по подложным документам отправить его в детский дом, располагавшийся в Талдыкоргане. Там он жил чуть больше года. Однажды моя бабушка не выдержала и поехала тайком проведать его. Однако, увидев посетителя у ребёнка, администрация поняла, что есть родственники, а потому его сразу исключили из детдома. В тот момент для ребёнка это могло закончиться смертью от недоедания или бушевавших тогда инфекционных болезней. Но все обошлось, голод пошел на спад.

Чтобы помнили

Жизнь в осиротевшей степи стала вновь налаживаться. Оставшиеся люди приходили в себя, работали не покладая рук, появлялись на свет новые поколения. Однако о страшных событиях продолжали молчать, а этот погост в селе оставался пустырем. Лишь с приходом Независимости о нём стало известно в широких массах. В 1997 году, сразу после обнародования Указа Президента РК об установлении Дня памяти жертв политических репрессий, местные жители организовали сход, на котором единогласно решили установить на месте захоронения памятник.

– Своими силами собрали деньги, каждый дал, сколько мог. Тогда, сами знаете, время было непростое, однако все понимали, насколько это важно, – рассказывают жители села Шымыр. – Ведь время идёт, меняются поколения. Люди забывают историю. Но такое нельзя предавать забвению, нам надо знать и чтить свою горькую историю.

Так, спустя почти семь десятилетий – в мае 1998 года, на этой безымянной могиле воздвигли, наконец, памятник. Тогда же на стадионе местной школы впервые дали большой поминальный ас, в котором приняли участие жители всего района. Забор вокруг захоронения и благоустройство территории организовали уже в 2017 году на бюджетные средства. Тогда же поставили здесь и QR-код: этот памятник охраняется государством.

Ашаршылық 30-х годов прошлого века скосил массу аулов. Сколько по стране разбросано подобных захоронений – неизвестно и по сей день. Как рассказывает преподаватель – лектор Жетысуского университета им. Ильяса Жансугурова, кандидат исторических наук Кулимкоз Сантаева, только с обретением Казахстаном независимости начались масштабные исследования того исторического периода. Но и по сей день точную информацию в разрезе регионов озвучить невозможно.

– Проводя исследования в Шымкенте, Алматинской, Жамбылской областях, изучая исторические документы, я столк­нулась с тем, что, к примеру, в архивах Алматинской области просто отсутствуют какие-либо данные о периоде с 1928 по 1935 год, – говорит Кулимкоз Тенизбаевна. – Документы того времени, в том числе правления Филиппа Голощекина в Казахстане, засекречены. Однако согласно исследованиям доктора исторических наук, профессора Таласа Омарбекова и ученого-демографа, доктора политических наук Макаша Татимова, в этот период в Казахстане­ погибло более 2 миллионов 300 тысяч человек, ещё свыше миллиона были вынуж­дены покинуть страну.

Однако эти данные тоже приблизительны. Считается, что в разрезе регионов, голод проходил по-разному. На территории Алматинской области и Жетысу, говорит историк, жертв было особенно много. Часть из них умирала от истощения, другая – погибала от рук погранотрядов, пытаясь убежать от голодной смерти. Да и среди тех, кто все же смог пересечь границу, немало сгинуло на чужбине, не сумев устроиться.

– Я отдельно изучала вопрос, почему столько жертв голода было на территории нынешней области Жетысу, – продолжает рассказ Кулимкоз Тенизбаевна. – В этом регионе традиционно преобладало кочевое скотоводство, люди испокон веков жили подобным укладом, скот для казахов был главным богатством. И в один момент такая жизнь стала неугодна новому социалистическому строю. С 1926 года стартовали голощекинские реформы «борьбы с классовым неравенством», которые заключались в изъятии земель и конфискации имущества. Так, только в 1928 году зафиксированы факты раскулачивания 696 богачей – баев. А в ноябре 1929 года началась повсеместная коллективизация, которая окончательно разорила уже все местное население, полностью лишив его любого скота. Земледелием в то время местные казахи не занимались, оно не соответствовало кочевому образу жизни. Также стоит понимать, что для них тогда мясная и молочная пища была привычной, а потому так больно ударил голод именно по казахам. Без свойственной организму еды, без традиционной жизни нужда и болезни буквально косили население. И точное число жертв этого великого бедствия нам доподлинно не узнать.

...А 31 мая по уже сложившейся традиции жители села Шымыр проведут у могилы траурный митинг, совершат традиционное жертвоприношение, проведут обед в память об известных и безымянных, родных и пришлых жертвах голода, рассказывая подрастающему поколению об этом общем горе, о боли из прошлого, близкой каждому и по сей день.