Разжигание ненависти недопустимо: ЕСПЧ признал законным привлечение к ответственности за чужие комментарии

Кратко обстоятельства дела можно изложить следующим образом. Заявитель – французский политик, который был мэром небольшого городка и в качестве главы регионального отделения одной из партий баллотировался в парламент страны.

В 2011 году он разместил на своей странице в «Фейсбуке» небольшой пост о предвыборной кампании, под которым третьи лица оставили порядка пятнадцати комментариев. Среди них были суждения, где содержалась крайне негативная оценка относительно живущих в регионе мусульман: в частности, утверждалось об их причастности к уличной торговле наркотиками.

Спустя несколько дней в отношении заявителя и авторов комментариев была подана жалоба в прокуратуру с требованием возбудить уголовное дело по факту разжигания расовой ненависти.

И хотя заявитель почти сразу закрыл свою страницу для посторонних комментариев, его и ещё двоих пользователей суд признал виновными и приговорил к штрафу. В приговоре суд указал, что ­заявитель как политическая фигура должен был понимать, что его фейсбучная «стена» может привлекать ­полемические комментарии и, следовательно, он обязан был более тщательно следить за их содержанием.

Апелляционный суд, немного снизивший размер штрафа, согласился с этой логикой, добавив, что заявитель, разрешив друзьям комментировать свои посты, тем самым стал нести ответственность за содержание комментариев. Более того, автор не удалил оскорбительные комментарии даже тогда, когда ему стало известно о начатом в отношении него уголовном разбирательстве.

Перед рассмотрением жалобы Европейский суд тщательно проанализировал действующее законодательство и судебную практику европейских государств в данной области. К примеру, во Франции реализован принцип так называемой «каскадной» ответственности за контент, размещаемый посредством аудиовизуальной коммуникации (автор, редактор, издатель, владелец).

При этом ответственность издателей необходимо смягчать в тех случаях, когда контент формируется онлайн-пользователями, что объективно затрудняет эффективную модерацию. Вместе с тем закон не требует, чтобы судебное разбирательство против автора неправомерного высказывания обязательно предшествовало судебному разбирательству против владельца ресурса (блогера, администратора и т. д.). Последний вполне может быть наказан, если он: а) заранее знал о содержании комментария или б) не предпринял разумных мер по его удалению.

Что касается международных докумен­тов, то в них все чаще упоминается необходимость борьбы с «языком ненависти», который в интернет-эпоху принимает множество опасных форм и способен быст­ро распространяться в реальной жизни. Сюда относятся любые высказывания, которые пропагандируют, распространяют или оправдывают насилие, ненависть и дискриминацию в отношении лица или группы лиц либо унижают их по причине их личных характеристик или статуса, таких как раса, цвет кожи, язык, религия, национальность, возраст, инвалидность, пол, гендерная идентичность и сексуальная ориентация.

Для того чтобы правильно квалифицировать каждый случай разжигания ненависти, необходимо учитывать все сопутствующие обстоятельства: контекст, умысел, статус автора, способ распространения, последствия, размер аудитории и т. д. В свою очередь так называемые «интернет-посредники» (лица и компании, оказывающие услуги в медиапространстве) должны постоянно совершенствовать институты модерации, чтобы не оставлять государство один на один с виртуальной стихией.

Так, в мае 2016 года Европейская комиссия приняла Кодекс поведения с участием четырёх крупных компаний, занимающихся цифровыми технологиями (Facebook, Microsoft, Twitter и YouTube), для противодействия распространению расистских и ксенофобских высказываний в Интернете.

Наконец, европейскими государствами принят целый ряд документов, направленных против конкретно исламофобии и связанных с ней стереотипов. В этих документах отмечается, что масштабы инцидентов, связанных с насмешками и запугиванием в адрес мусульман, часто остаются незафиксированными и заниженными. Более того, соответствующие настроения нередко эксплуатируются политиками в популистских целях.

Если говорить о судебной практике, то суд ЕС ещё в 2018 году вынес прецедент­ное решение, согласно которому админис­тратор фан-страницы в «Фейсбуке» должен отвечать за обработку данных лиц, посещающих страницу, и, следовательно, разделять совместную ответственность с оператором социальной сети.

Вместе с тем в самих государствах Европы нет единства по вопросу о том, должен ли владелец страницы в социальной сети отвечать за размещённые на ней чужие комментарии. Как отметила Большая палата суда, в 28 европейских странах нет вообще никаких чётких юридических положений на этот счёт.

Впрочем, вернемся к фабуле дела. Заяви­тель, разумеется, утверждал, что решения французских судов нарушили его право на свободу выражения мнений, гарантированную статьей 10 Конвенции. По его мнению, никто не доказал, что он знал о спорных комментариях или об их незаконности. Авторы этих комментариев были идентифицированы и наказаны – значит, не было никакой необходимости наказывать и его.

Также в жалобе утверждалось, что комментарии были сделаны в ходе политической дискуссии (а значит, пользовались особой защитой), и что французский закон не был достаточно предсказуем, чтобы владельцы аккаунтов могли разумно предвидеть, что их могут привлечь к уголовной ответственности за чужие комментарии. Наконец, заявитель напоминал, что является публичным политиком, и интересы предвыборной кампании требовали от него критики его оппонентов.

Французское правительство настаивало, что в данном случае имело место абсолютно законное вмешательство в свободу выражения мнений. Ответчики считали: даже политические дебаты не могут оправдать язык ненависти. При этом во Франции принято отличать мнения, высказываемые на политических митингах, от мнений в Интернете: последние могут быть доступны читателям и вне политического контекста и поэтому регулируются другими правилами.

По мнению французских властей, учётная запись заявителя в «Фейсбуке» очень напоминала крупный портал, управляемый в профессиональных целях (см. знаменитое дело Delfi AS v. Estonia), и в этом контексте на заявителе лежала обязанность удалять незаконные комментарии сразу после того, как о них стало известно.

Государство-ответчик утверждало: разжигание ненависти на страничке пуб­личного лица, открытой для всеобщего обозрения, совершенно недопустимо. У потерпевших не было другого механизма добиться справедливости, кроме обращения в правоохранительные органы, а суды в целом смогли найти необходимый баланс интересов, на что указывает тот факт, что апелляционная инстанция уменьшила размер штрафа.

Массу любопытной информации пре­доставили суду участвовавшие в процессе третьи стороны. По мнению правительства Словакии, социальные сети резко увеличили число социальных взаимодействий политиков с обществом, что превратило их в важнейший инструмент полити­ческой борьбы. Так, мэр словацкого города с населением 5 тыс. человек, известный своим сопротивлением правительственным мерам, связанным с пандемией Covid-19, имел на своей странице в «Фейсбуке» поч­ти полтора миллиона взаимодействий в течение года. В связи с этим привлечение к уголовной ответственности политиков за чужие комментарии требует максимальной осторожности. Похожее мнение высказывало и правительство Чехии: закон и суд не должны возлагать непропорциональное бремя ответственности на владельца учётной записи.

Более решительно выступали меж­дународные неправительственные организации, настаивавшие на установлении чётких «правил игры» для всех участников медиарынка и на том, что нельзя требовать от владельцев аккаунтов точной юридической квалификации чужих комментариев, так как зачастую это требует специальной экспертной оценки.

Ну а что же ЕСПЧ? Следуя традиционной для рассмотрения таких жалоб схеме, Большая палата без особых проблем установила, что французские власти действительно ограничили свободу заявителя на выражение мнений и что это ограничение преследовало законную цель защиты других лиц. Гораздо сложнее обстояло дело с двумя другими вопросами: было ли вмешательство предусмотрено законом и, главное, было ли оно пропорциональным?

По первому вопросу суд в очередной раз повторил: любое вмешательство в свободу выражения мнений должно иметь правовую основу в национальном законодательстве, причём само качество закона должно быть высоким, отвечая критериям доступности и предсказуемости. В то же время постоянно меняющиеся обстоятельства требуют от закона известной гибкости: формулировки многих норм неизбежно будут расплывчатыми и зависеть от судебного толкования. В этом смысле роль ЕСПЧ по сравнению с национальными судами ограничена – Европейский суд не должен подменять собой судебную систему той или иной страны.

В данном деле проблема заключалась в том, что французские суды ­фактически приравняли владельца аккаунта в «Фейс­буке» к производителю (продюсеру) аудиовизуального издания. Вместе с тем такая практика существовала во Франции уже несколько лет, и она подтверждена несколькими решениями кассационного и конституционного судов.

При таких обстоятельствах Большая палата пришла к выводу, что «каскадная» ответственность, когда наказание производителя контента возможно и помимо наказания автора, стала предсказуемым элементом французской правовой системы. И хотя в данном случае эта проблема впервые возникла в контексте предвыборной ­политической борьбы, ЕСПЧ отметил: новизна юридического вопроса сама по себе не противоречит требованию доступности и предсказуе­мости закона.

Таким образом, ключевое значение для судьбы дела в очередной раз имел вопрос пропорциональности, то есть соответствия наложенного на заявителя наказания преследуемым целям. Суд подчеркнул, что свобода выражения мнений является одним из основных условий построения демократического общества и его прогресса. С другой стороны, у государств есть определенная свобода усмотрения, связанная с правом бороться с различными злоупотреблениями в данной области.

Особого внимания требуют те случаи, когда свобода слова ограничивается в отношении политических дебатов, имею­щих принципиальное значение для демократии. Общеизвестно, что свобода слова особенно важна именно для публичных политиков и политических партий, представляющих те или иные группы населения.

Однако, по мнению ЕСПЧ, терпимость и уважение достоинства всех людей являются не менее важными ценностями современного общества. Государство не только вправе, но и должно предот­вращать любое разжигание ненависти. Это правило действует и тогда, когда речь идёт о политиках, поскольку те претендуют на власть в государстве. В частности, политики вправе обсуждать проблемы мигрантов, но не должны использовать при этом язык ненависти. Данное ограничение не исчезает и в электоральный период, поскольку есть риск, что разжигание ненависти может иметь успех на фоне взвешенных и аргументированных мнений.

Что же касается юридической оценки спорных комментариев, то суд в целом согласился с французскими властями. Большая палата отметила, что разжигание ненависти не обязательно должно быть сопряжено с призывами к конкретным актам насилия. Данное правонарушение может быть совершено также путём оскорбления, насмешек или клеветы в адрес какой-то группы населения. Например, практика вербальной травли на почве религии не является чем-то принципиально новым для Франции.

Относительно особенностей Интернета как глобального средства коммуникации суд отметил, что социальные сети давно стали беспрецедентной платформой для обмена информацией, и в этом смысле их следует рассматривать как гражданскую журналистику и важный элемент «четвертой власти».

В то же время Интернет таит в себе массу опасностей. Например, ненавистнические высказывания могут распространяться молниеносно и оставаться доступными в течение длительного времени. Эта особенность приводит к тому, что вполне возможен институт ответственности за комментарии третьих лиц, как это наблюдалось в уже упомянутом деле Delfi AS v. Estonia.

С учетом всех этих соображений суд счел, что в размещённых на страничке заявителя комментариях мусульмане явным образом ассоциировались с оскорбительными и унижающими их формулировками. Это обстоятельство усугублялось тем, что в целом в регионе в тот момент была напряженная социальная обстановка и подобные высказывания могли привести к серьёзным последствиям.

Более того, сам заявитель был пуб­личной фигурой и активно использовал страничку для продвижения политических идей своей партии. И хотя опубликованный им пост сам по себе не разжигал ненависть, он должен был проявить бдительность при оценке комментариев посетителей его странички.

Этот вывод подкреплялся и таким соображением, как забота о правах потерпевших. Из-за трудности идентификации авторов оскорбительных комментариев потерпевшим зачастую удобнее привлекать к ответственнос­ти «интернет-посредников», и эта прак­тика должна рассматриваться как эффективное средство правовой защиты. И хотя владельцу учётной записи в «Фейсбуке» бывает сложно отследить весь массив комментариев, освобож­дение его от любой ответственности может породить неконтролируемый вал злоупотреблений. В этом плане очень желательно, чтобы национальное законодательство поддерживало справедливый баланс распределения ответственности между всеми вовлеченными субъектами.

Оценивая поведение заявителя, ЕСПЧ отметил, что французское законодательство не требовало от него ни автоматической фильтрации комментариев, ни их предварительной модерации. Вопрос о том, сделать ли свой аккаунт общедос­тупным, также находился в пределах усмотрения самого заявителя. Открывая доступ к своей страничке, он, по сути, уполномочил своих друзей оставлять там открытые для всех комментарии. Делая это, заявитель как опытный политик должен был предвидеть все потенциальные риски злоупотреблений со стороны третьих лиц.

И здесь против заявителя сыграл тот факт, что он, даже будучи уведомлённым о начале расследования, не потрудился удалить оспариваемые комментарии, ограничившись лишь призывом к другим пользователям быть более сдержанными. Его вину усугубляло и то, что все незаконные комментарии не были совсем оторваны от его первоначального поста – по сути, авторы развивали изначально поднятые заявителем вопросы.

Довод заявителя о том, что читать все оставляемые комментарии бывает невозможно из-за нехватки времени, суд признал несостоятельным: как уже отмечалось, под постом было всего порядка пятнадцати комментариев.

Наконец, ЕСПЧ принял во внимание то, что последствия уголовного преследования не были для заявителя катастрофи­ческими: его не приговорили к тюремному заключению (хотя могли), а наложенный на него штраф составлял лишь 10% от максимально предусмотренного. Более того, судимость не помешала заявителю продолжить политическую карьеру и даже избраться мэром города.

С учетом всех этих обстоятельств Большая палата большинством голосов (13 против 4) пришла к выводу, что французские власти не нарушили статью 10 Конвенции.

По традиции несколько слов об особых мнениях оставшихся в меньшинстве судей. Люксембуржец Раварани посчитал, что суду следовало пристальнее вглядеться в спорные комментарии, поскольку за часть из них заявитель не должен был нести ответственность.

Словенец Бошняк был более критичен к выводам большинства: по его мнению, французский закон, на основании которого был осужден заявитель, не отвечал критерию предсказуемости. В частнос­ти, словенский судья настаивал, что французский закон позволял осудить заявителя только в том случае, если бы было невозможно найти авторов оскорбительных комментариев.

Но поскольку авторов удалось установить, заявитель не подлежал уголовному преследованию. Ссылки на судебную практику французских судов Бошняк посчитал необоснованными, поскольку детали тех дел существенно отличались от данного дела, где речь шла о владельце аккаунта в социальной сети.

Ещё двое судей (поляк Войтычек и швейцарец Зюнда) утверждали, что уголовно-правовое вмешательство в свободу выражения мнений требует особо строгих условий и гарантий, которые не были соблюдены государством-ответчиком. По их мнению, уголовный закон Франции не позволял заявителю предвидеть, что ему придётся отвечать за чужие комментарии, которые не были прямо спровоцированы его постом.

Более того, учитывая тот факт, что пользователями «Фейсбука» являются сейчас сотни миллионов людей и далеко не все из них обладают достаточными юридическими знаниями, законодатель должен с особой тщательностью позаботиться о чёткости и ясности принимаемых законов.

Например, согласно французскому закону, производитель контента несёт ответственность за чужие комментарии только в том случае, когда не принимает своевременных мер по удалению оскорбительных сообщений, когда о них становится известно. Но закон молчит о том, каким способом устанавливать точное время, когда производителю стало известно о том или ином комментарии. Кроме того, сам принцип уголовной ответственности за действия третьих лиц вызывает обоснованные сомнения.

Но главное, по мнению меньшинства, – это «охлаждающий эффект» подобных решений, которые могут подтолкнуть владельцев популярных аккаунтов перестраховываться и при малейших сомнениях удалять спорные высказывания. Такое сужение свободы дискуссии в социальных сетях может оказаться непропорционально серьёзным последствием для всего общества.

Тем не менее очень важный прецедент судом создан. Можно предположить, что европейские государства воспримут данное постановление ЕСПЧ как сигнал к реформированию своего уголовного законодательства.